Чтение с листа - Страница 18

К оглавлению

18

Праздновать день в день не удалось – одиннадцатое сентября упало на вторник, так что сговорились на субботу, пятнадцатое. Да, одиннадцатого было бы не до праздника. Все так и прилипли к телевизорам. Как все-таки странно устроен человек: страшно, до озноба было смотреть, как рушатся здания-гиганты, подобных которым нет в Москве, как черный хвост дыма застилает нью-йоркское небо, как, наконец, гибнут люди – десятками, сотнями, тысячами… Но переключая и переключая каналы, вновь и вновь все пересматривали одни и те же страшные кадры. Нет бы скорее уйти на какой-нибудь слезливый сериал. Потому что сегодня там, а завтра…


На скромную их свадьбу тогда прилетела с Урала сестра. Мама осталась с ее двухлетней Милочкой. Пусть, мол, Москву посмотрит, самой не привелось, а я с маленькой посижу. На сестрицу жалко было смотреть: нескладная, в парче нелепой, с завивкой шестимесячной, туфли новые на каблуках жали, и она их все время норовила снять и так и сидела, наступив пяткой на задник. А когда кто-то ее пригласил танцевать, стала, покраснев, впихивать ногу в испанский сапожок. Он успел отвыкнуть от провинциальных ухваток, уральского оканья, мягкого «г» и проглоченных звуков, дернулся от ее «гаманок» вместо «кошелек». Она-то и приволокла анкету эту дурацкую. Он готов был со стыда сгореть, но все уже по рюмочке выпили и даже с энтузиазмом взялись писать на бумажках ответы. И почему у него сохранились эти листочки? Так показать Вете или нет?


Все прошло отлично, просто на пятерку. Прав был Паша – нужны праздники! И – надо же – Миша так трогательно сберег их анкетки. Смешные были, молодые. Что нужно для счастья? Она сейчас не знает, а тогда легко, без запинки: «Чтобы не было войны, чтобы росли дети и в семье был мир». Все сбылось? И что там Надюша про счастье из Блока переписала? Пошла в комнату, но открыточки не нашла. Ну и ладно, выпендрилась поди подруга.


Поздно вечером, когда была вымыта посуда, он вытащил открытку и дочитал до конца:


Пройди опасные года.
Тебя подстерегают всюду.
Но если выйдешь цел – тогда
Ты, наконец, поверишь чуду,
И, наконец, увидишь ты,
Что счастья и не надо было,
Что сей несбыточной мечты
И на полжизни не хватило,
Что через край перелилась
Восторга творческого чаша,
Что все уж не мое, а наше,
И с миром утвердилась связь, —
И только с нежною улыбкой
Порою будешь вспоминать
О детской той мечте, о зыбкой,
Что счастием привыкли звать!

Ничего страшного, оказывается, всего лишь о детских мечтах… и сунул обратно под стопку белья.


А Вета найдет открытку через полтора года, когда после скоропостижной смерти мужа придется разбирать его вещи. И несчастье с сыном будет уже стоять у порога…

Репетиция надежды
2004

Первая мысль: бежать отсюда поскорее, пока в этой по-вечернему нарядной толпе не мелькнуло полузабытое лицо бывшей однокурсницы… Но Вета замешкалась, заколебалась, а теперь поздно.

– Лизонька, красавица моя!

И молодая, как ей в первую минуту показалось, ничуть не изменившаяся, нет, похорошевшая с их последнего вечера встречи пять лет назад Олечка Будягина в темно-вишневом шелковом платье на бретельках, с змеящимися жемчугами на загорелой коже, пахнущая тем миром, где шампанское и устрицы, уже обнимала ее, притихшую и вмиг почувствовавшую себя Золушкой среди расфранченных сестер. Нет, Вета строго последовала инструкции: надела выходное платье и украшения как на бал и даже неловко чувствовала себя в ранний час в метро. Ей казалось, что невыспавшиеся, угрюмые утренние пассажиры, едущие на постылую работу, смотрят на нее с осуждением – где-то вчера загуляла, до дома не доехала, ночевала в чужой постели и уж не одна, конечно. А здесь, на площадке перед громоздким дворцом культуры, в разодетой толпе ровно наоборот: ее крепдешин с оборкой терялся среди отливающих золотом и серебром струящихся туалетов, открывающих ухоженные плечи. Кавалеры были в летних светлых костюмах, либо тщательно отглаженных, либо небрежно чуть помятых – элегантные от свежевымытых волос до сияющих глянцем ботинок.

Оля трещала без умолку, здороваясь направо и налево, и торжественно сообщала, кивая на Вету: «Нашего полку прибыло!» – и все улыбались, показывая белоснежные зубы, так широко, будто узнали что-то необыкновенно радостное. Поначалу ей показалось, что вокруг море людей, потом она увидела, что активная группа, непрерывно обнимающая друг друга, не так велика и что много тут таких, как она, явно пришедших впервые и неловко жмущихся к своим патронам.

Наконец все двинулись внутрь, в гулком холле пронзительно прозвенел звонок и открылись двери зала. У входа всем раздавали билеты, громко объявляя при этом, что рассаживаться можно как угодно, но билеты сохранить, так как будет лотерея, где выигрыши распределятся по указанному ряду и месту.

Они устроились в середине, Оля начала что-то объяснять, но тут прозвучал гонг, грянула музыка, члены сообщества повскакали со своих мест и начали бешено аплодировать. На сцену выскочил человек с микрофоном и стал выкрикивать лозунги:

– Приветствуем всех, кто сумел изменить свою жизнь! Урра!

И зал раскатился в ответ.

– Приветствуем всех, кто стоит на пороге перемен! Урра!

Оля толкнула Вету в бок: «Это про тебя», и та послушно вступила в хор.

– Приветствуем радость и счастье!

– Приветствуем свободу и независимость!

– Приветствуем инициативу и самостоятельность!

Обстановка накалялась с каждым выкриком. «Как когда-то на первомайской демонстрации», – подумала Вета.

Зазвучала особенно торжественная музыка.

18