Чтение с листа - Страница 32

Утром так мучительно было встретить их на пляже… Хорошо, что они уехали на три часа на катере кататься, заранее была куплена экскурсия. Людмила тоже на нее облизывалась, но – блажь, и так разорилась на отеле, хоть и бронировала давно, сейчас стало бы куда дороже. На душе было погано, как будто ей протянули конфету, а когда она стала разворачивать фантик, дернули за незаметно привязанную ниточку – и бумажка в руке, а конфетки нету… В голове крутились школьные воспоминания, казалось, давно и надежно упрятанные в пыльный чулан. Вот кому она обязана – это трудовичке. Такая пампушечка, нелепая в своих вечных кудряшках, рюшечках, кружавчиках, но научила всему – и готовить, и вязать, а главное – шить. И как-то незаметно, играючи. Странно, что у нее не было семьи, – готовая жена и мать. Людмила хотела на выпускном ей подарить цветы, а то физкультурников и трудовиков за учителей не держат, но в последней четверти она исчезла, говорили, не то переехала, не то болеет. И на выпускной не пришла.

Кирюша капризничал, нудил, что его друзья (он говорил «все») еще на неделю остаются, а Людмила радовалась, что завтра они должны уезжать, что Руслан появился только вчера и не испортил поездку целиком. Хотя возвращаться в Москву ей совершенно не хотелось. В будни, когда после работы забирала Кирюшу из детского сада, вечера были им наполнены, а по выходным квартира превращалась в «мертвый дом», она даже оставляла радио включенным, чтобы звучал в ее стенах человеческий голос. Про «Записки из мертвого дома» им литераторша рассказывала, хоть из Достоевского в программе было только «Преступление и наказание». И Людмила на всю жизнь запомнила про «перемену участи». Оказывается, на каторге люди озверевали не только от физических лишений и страданий, но не в меньшей степени от тягучей однообразной жизни. Они могли прямо в остроге совершить новое преступление, только чтобы началось следствие, их куда-то повезли, и пусть потом будет еще хуже – в этот момент все неважно, лишь бы сломать монотонность и бесцветность. Как точно! У нее много раз так бывало, и сейчас опять накатило. Море было тихое, синее, и, хоть она понимала, что это не так, люди под зонтиками казались беспечными и счастливыми. А ее счастье темной точкой проступало на горизонте – катер возвращался с морской прогулки.

Прибежал Кирюша: «Бабушка, смотри!.. – и впервые ее резануло это „бабушка“. Боже мой, сорок пять лет, а уже каторжный приговор и никакой перемены участи не просматривается! – Смотри, там строят цирк!»

Чуть дальше, где кончался цивилизованный пляж и на пустой полосе прибрежного песка так приятно было гулять, шлепая босиком по набегающим мелким бурунчикам, стоял автобус и подъемный кран с высоченной мачтой, стрелой нависающей над морем.

– Там вечером будут акробаты, представляешь?

Людмила вспомнила, что видела объявление в холле о «воздушных гимнастах, парящих в лучах прожектора над волнами, словно чайки».

– Пойдем?

Она ненавидела цирк и с внуком никогда там не была, хотела отвертеться и сейчас. Но Кирюша уже переключился:

– Катер вернулся, – и побежал к причалу.

Оказалось, что Руслан тоже цирк терпеть не может, зато жена обожает. Отправили ее с детьми на представление, а сами устроились на лежаке у самой воды «вспоминать детство золотое», как Руслан сформулировал.

– Учителя наши один за другим уходят. Вот литераторша полгода назад от рака желудка умерла.

– Откуда ты знаешь, я вот всех порастеряла, – удивилась Людмила.

– Видишь ли, я несколько лет назад фонд небольшой затеял, наш банк главный учредитель, для помощи престарелым учителям на пенсии. Назвал нехитро – «Последний звонок». Ведь как получается: букеты, слезы умиления, а потом – как отрезало.

– А я на последний звонок хотела трудовичке нашей цветы принести, помнишь, такая пышечка…

– Да, была типа Гретхен, немочка аккуратненькая, хоть и русская.

– Точно, похоже. Думала – никто не догадается ей подарить, а она много чего полезного нам дала, так она неожиданно уволилась…

– А знаешь, почему?

– Понятия не имею.

– Я тоже не так давно узнал. Оказывается, ее географ бросил, вот она посреди учебного года со скандалом ушла.

– Какой географ, наш, обтерханный? Изотерма? Как – бросил?

– О, это целый роман. Представь себе, сама рассказала. Она в доме престарелых доживает, мы ей подбрасываем деньжат, чтобы, там, персоналу сунуть, а тут на Новый год я ее навестил. Торт привез, чай хороший, фрукты, ну, тапочки, даже елочку. Вот она расчувствовалась и все выложила. Послали их в один год квалификацию повышать, точнее, идейный уровень, в вечерний университет марксизма-ленинизма. Вот под этим знаменем у них и началось. Но старый морской волк, видно, задохнулся в вышитых подушечках, не смог переварить кулебяк с капустой и плюшек с корицей.

– Погоди, я от этого обвала информации уже поплыла. Какой морской волк?

Но он продолжал:

– Конечно, мы не только о своих учителях заботимся, но о них – в первую очередь. Директор-то фонда наш Женька Одинцов, а Анюта его как бы дама-патронесса – помогает. А ты про них-то хоть знаешь?

– Про кого? – Людмила уже отупело, автоматически слушала, понимая и не понимая, что она сидит с Русланом, мужчиной своей мечты, своей главной, а что там, единственной, любовью на пустынном пляже, средиземноморские мелкие барашки наползают на песок, в отдалении – музыка, вспышки света и восхищенные вопли – цирк, праздник. О чем он?

– Про нашу семью классную, про Одинцова с Базаровой, которая давно уже тоже Одинцова.

– Нет…